Лебединые страсти
Мой дед, выйдя на заслуженный отдых, не изменил своей привычке начинать день рано утром. И крайне увлекался политикой — благо, время было, мягко выражаясь, интересное. Периодически живя у него, я в полной мере ощущал его стремление быть в курсе всех событий, посредством просмотра телевизора и чтения газет. И практически не обращал внимания на утреннее щебетание дикторов в соседней комнате, терпеливо объясняющих Николаю Сергеевичу, что вообще происходит, куда мы катимся и когда всё это кончится.
Но в этот день, двадцать пять лет назад, что-то пошло не так. За стеной разговаривал не телевизор, а дед. Сам с собой. Это было так необычно, что я тоже проснулся. Вместо новостей показывали балет «Лебединое озеро», и дед был явно этим недоволен. Впрочем, я тоже никогда не любил балет. Нам с дедом вообще трудно чем-то угодить, что уж тут.
Я решил спасти ситуацию и, войдя в комнату, переключил телевизор на вторую программу. Но там был тот же самый балет и это показалось мне уже действительно странным. Без сомнения, что-то случилось. Дальше переключать было некуда и я растерянно присел на диван, в пол-уха пытаясь понять произошедшее со слов главного семейного политолога. Но в его монологе, в основном, были одни местоимения. Дед мой как-то вообще не любил стесняться в выражениях и резал правду-матку в весьма экспрессивных тонах.. В общем, я ничего толком так и не понял.
Чуть позже, в какой-то момент на экране появился совершенно незнакомый мне товарищ с немного смешной, как мне тогда показалось, фамилией Янаев, объявивший о том, что Горбачёв у себя на даче, дескать, сильно приболел и пока не может исполнять свои обязанности. Ну и, пока он не поправится, этот самый товарищ со своими товарищами за всем присмотрят. И всё будет хорошо. Несмотря на то, что человек этот показался мне немного нервничающим, я счёл его объяснения вполне логичными и успокоился. В этот день отец забирал меня в деревню на рыбалку и я благополучно отключился от курса политических событий, не пытаясь вникнуть в их суть.
В деревне, где жизнь обычно находится в большом отрыве от происходящего на большом материке, как ни странно, тоже обсуждали недееспособность Горбачёва, смотрели телевизоры и слушали радио. К вечеру появились сообщения о танках в Москве, и это было, честно говоря, тревожно — даже несмотря на то, что эпицентр событий был где-то далеко, почти что в параллельной Вселенной. Мне было всего 13 лет и я совершенно не понимал контекста происходящего, его вариантов развития и возможных последствий. Но было очевидно, что что-то может резко измениться. Танки, баррикады, противостояние — всё это ассоциировалось с революцией, разрухой и гражданской войной.
От плохих мыслей отвлёк наш с отцом двухдневный поход к озеру. Радиоприёмника с собой у нас не было и я надолго выпал из информационного поля. Только спустя два дня, вернувшись в дом и включив радио, я узнал, что характер происходящего серьёзно изменился — Горбачёв выздоровел и летит в Москву, баррикады разбирают, танки вернули на место, а в стране, кажется, родилась демократия. Всё обошлось.
Спустя пару дней после всех этих событий, дед принёс домой свежий выпуск местной газеты «Знамя коммунизма», которая молчала на протяжении всего этого периода. Он всегда раскладывал газеты на подоконнике, садился на табурет, надевал очки и основательно, с завидной дотошностью и терпением, изучал их от корки до корки. Заглянув через его плечо, я прочёл крупную победную надпись на первой полосе — «ПУТЧ НЕ ПРОШЁЛ!».
И подумал тогда: «Какой был бы заголовок, если бы прошёл? Наверное, тоже какой-нибудь торжественный».